 |
 |
 |
 |
 |
 |
|
|
|
|
|
|
 |
||
|
||
|
Дышать театромОткрывается дверь и входит девушка. Высокая, статная, с огненно-рыжими волосами и чутким светлым взглядом, пробивающимся сквозь густоту пушистых ресниц, она как-то незаметно и ненавязчиво заглушает своим образом шумную суету ростовского кафе.
Мария Зелинская - молодой драматург, победитель независимой литературной премии для молодых авторов «Дебют». С пьесой «Слышишь?» Маша победила в номинации «Драматургия». Наша беседа с Марией Зелинской пошла о вдохновении, о «новой драме» и, собственно, о её «знакомстве» с театром...
- Маша, расскажи о своей пьесе «Слышишь?», с которой ты победила на конкурсе. - Её полное название «Мама, ты меня слышишь?». Но впоследствии осталось только «Слышишь?»... Это документальная пьеса, там нет авторского вымысла. 1,5 года назад после длительной болезни у меня умерла мама. Когда долго находишься рядом с болеющим человеком, происходит изменение сознания, действительность начинает восприниматься как будто через кривое зеркало. В пьесу «Слышишь?» заложена надежда, что кому-то она поможет избежать тех ошибок, которые совершила я. Это в чём-то исповедальная пьеса.
- Тебе не трудно говорить на эту тему? - Говорить об этом нужно. Есть вещи, за которые я себя никогда не смогу простить. Теперь понимаю, как редко говорила ей те простые слова, в которых мы так нуждаемся. В драматургии не так важны слова, как важно действие. В жизни мы иногда руководствуемся этими принципами, но это не правильно. Людям нужны слова, им нужна поддержка.
- В пьесе «Слышишь?» больше слов или действия? - Я старалась минимизировать слова и сделать акцент на действии.
- Ты помнишь, как начала писать? - Это было года 4 назад, после того как я впервые «осознанно», по своему выбору и желанию, попала в театр. Раньше мы как-то ходили друг подле друга, но не замечали. Тогда я поняла, как театр может помогать человеку.
- Что это был за спектакль? - Это был «Король Лир» в Ростовском академическом театре драмы им. М. Горького. Мы должны была пойти туда с подругой, но она заболела. Перспектива попасть в большой и незнакомый мир театра, признаюсь, пугала. Помню, как вышла из театра зарёванная, с полным ощущением того, что мир перевернулся и всё больше не может быть так, как прежде. В театр нужно ходить в одиночестве. Какой бы близкий человек ни был - спектакль воспринимается лучше, когда ты один.
- Что именно поразило? - Поразила сила посыла. Это очень трудно объяснить. Как будто бы ты всю жизнь жил глухой, слепой и в чём-то жестокий, а тут вдруг получил возможность слышать, видеть, чувствовать. И сочувствовать... После этого я стала ходить в театр очень часто. Как-то пришла к завлиту театра Горького Алине Сорокиной и сказала: «Возьмите меня на работу. Я могу мыть полы, могу собирать программки, носить реквизит...». Она мне подала идею писать о своей любви к театру в газетах и журналах. Так я попала в «Театральный вестник». И довольно скоро подумала: «Если я пишу о театре, то почему бы мне не попробовать писать для театра?». Так и стала писать пьесы.
- Что-то из твоих произведений уже ставили на сцене? - Ростовская студия «Турандот» совместно с актёрами театра Горького делали спектакль по пьесе «Недетская история» (режиссёр - Фёдор Наретя). Это социальная драма о брошенных детях. Она шла на Малой сцене театра Горького, в Лендворце, на фестивалях. Это кочующий спектакль, у него нет определённой площадки.
- Как ростовские театры относятся к современной драматургии? - Они её дичатся. Сейчас есть две контрорганизации, ведущие ожесточённую борьбу: это академический театр и театр «новой драмы». Последние утверждают, что классические пьесы без какого-то нового неординарного взгляда никому не нужны, а сторонники классического репертуара говорят, что в «новой драме» полно ненормативной лексики и «чернухи», отвращающих зрителей от театра, мол, пусть лучше он смотрит Чехова и Островского.
- На чьей ты стороне? - Мне кажется, нам нужно и то, и другое. В театре, как правило, три сцены: большая, малая и экспериментальная. Если «новую драму» пустят на эксперименталку, она уже будет счастлива. Хотя, допустим, пьесы того же Николая Коляды и Вадима Леванова идут на лучших сценах страны и собирают большие залы. Зрителю нужен современный герой, говорящий о современных проблемах современным языком «здесь и сейчас». Шекспир и Островский - это очень хорошо, но они не знали и не могли знать о каких-то локальных проблемах XXI века.
- А как же «вечные» проблемы? - Нужно говорить не только о «вечном», но и о том, что волнует человека сейчас. Возьмём банальный пример: какая мама сейчас не воюет с ребёнком из-за того, что он погряз в интернетном мире? Шекспир и Островский знали об этом? В силу ряда объективных причин - нет. Представьте, если на сцену выйдет человек в напудренном парике и скажет: «Милостивый государь, не изволите ли отойти от компьютера!». Это будет смешно, но не более того. Нужно говорить простым, где-то примитивным (но понятным молодёжи) языком о насущных проблемах. Да, сейчас наблюдается некое речевое обнищание. Многочисленные словесные рефлексии у молодого поколения заменены простым: «Чё-т не то...Не кайф». Но мы обязаны давать характеристику времени (в том числе и «речевую») и работать с существующей действительностью, а не придумывать её.
- Что ты в своих пьесах пытаешься донести до людей? - То, что сегодня «болит» у современного человека. «Недетская история» - о детях-беспризорниках, «Не люблю баклажаны» - о насилии в семье, «Не бойся, Леся! Всё нормально!» об изнасилованной девушке. Стараюсь поднимать проблемы, которые волнуют не только меня. Я шесть лет проработала в журналистике, пыталась что-то изменить, сделать лучше, но мне не удалось. Может, я плохой журналист, может, это общая проблема... Мне кажется, что сейчас журналист - это просто официант: он приносит факты, горячие, холодные etc. Ему не всегда важна реакция на них, он не бьётся за что-то, а работает на простое удовлетворение информационного голода. Может, так и должно быть? - А театр борется за человека? - Да, безусловно! В Москве сейчас есть «Театр.doc». Его спектакли - некий синтез драматургии и журналистики. «Доковские» драматурги берут диктофон и работают с людьми: записывают их речь, говорят о том, что их волнует. Потом устраивается режиссёрская читка - вариант спектакля, только без декораций, без костюмов и с текстом в руке. Перед читкой на зрителя делается 5-6 репетиций, где режиссёр расставляет акценты и прорабатывает пьесу с актёрской командой. Все спектакли «Документального театра» заканчиваются обсуждением. Автор, режиссёр и актёры выходят к зрителю и говорят с ними об увиденном, что очень важно! Человеку важно, чтобы с ним вступали в диалог. И желательно, чтобы этот диалог касался сложным тем, которые обычно умалчиваются.
- Ты работаешь над пьесами по ночам? - Мне кажется, что значение времени суток и вдохновения преувеличено. Заниматься литературой - то же, что и копать картошку, чинить сапоги. Сапожник не скажет: «Сегодня я не буду делать набойки, у меня нет вдохновения». Можешь работать - садись и работай. А вдохновение... Это отговорки. Бывает, что ты просто устал физически и душевно, не веришь в результативность и нужность работы. Когда долго не пишешь, на душе плохо. Выходить из таких ситуаций надо, взяв себя за шкирку и крикнув: «Садись и работай!».
- У тебя есть «личный цензор»? - Нет, но я бы хотела, чтобы он был. Моя мечта найти себе учителя. Идеальный вариант - человек, с которым мы сможем создать какую-то «театральную ячейку», семейный театр. Я готова отдать свою квартиру, чтобы покрасить стены в чёрный цвет, как в «Театре.doc», - и вот вам театр! Чтобы делать театр или вообще какое-то дело, не нужны огромные деньги! Можешь что-то? Бери и делай с тем, что у тебя есть, не откладывая на потом...
Знаете, пообщавшись с этой талантливой и сильной девушкой, наполняешься уверенностью, что всё у неё получится. Думаю, мы уже очень скоро увидим её имя на театральных афишах... Жизнь такая короткая, что нужно не бояться мечтать, а просто делать то, что ты любишь. Всем.
Анна Шутова
Комментарии |
|
